Вторник, 8 мая 2007 года, № 50-13807

О времени и об отце

Прочла эти строки, и во мне проснулись воспоминания о далеком детстве, о родительском доме, об отце. Мой отец Никандр Алексеевич Кузнецов, простой русский мужик, труженик, участник Великой Отечественной войны, свою долгую жизнь прожил трудно, но достойно.

Кузнец от Бога

Он родился в глухой деревушке. Рос сиротой, еще в мальчишках пас лошадей, работал в кузнице. Женился рано. В 20-е годы жить в деревне было трудно, и отец перебрался в близлежащий город Бор. Вскоре семью постигло несчастье: после родов второго ребенка у жены Клавдии Васильевны, моей мамы, отнялись ноги. Врачи лечили, но безрезультатно. Отец сам продолжил лечение. Он наводил в деревянной колоде парной конский навоз и делал маме ножные ванны. А еще топил баню и парил с медом ноги. И всю оставшуюся жизнь мама была на ногу необычайно легкой.

Вскоре маленький домик стал тесен, и отец своими руками срубил и построил большой и красивый дом, теплую конюшню, завел полный двор скота, кур. Так бы и жить долго и счастливо, но грянула Великая Отечественная.

С первых дней войны отец ушел на фронт. Все заботы о детях, о большом хозяйстве легли на хрупкие мамины плечи. Мама была тихая, спокойная, мягкая по характеру и очень добрая. С волнением вспоминаю: в конце войны на нашей улице в старом здании бывшего ФЗО были расквартированы пленные немцы. Один из фрицев (так мы их звали) повадился ходить к крылечку нашего дома, причем непременно к часу дойки коровы. Сядет на крылечко, поставит рядом кружечку. Он был худой, с просящими голодными глазами. И мама, рискуя попасть в список врагов народа, наливала ему в кружечку молочко. Он махом выпивал и вместо спасибо всегда говорил «Гитлер капут».

Все четыре года мой отец шел по фронтовым дорогам от Сталинграда до Берлина не с автоматом в руках, а с кузнечным молотом. Его довоенный опыт кузнеца был востребован, по ударам молота все знали, в какой деревне или селе расположилась кузнечная повозка отца. Под свист пуль и разрывавшихся бомб, порой без сна и отдыха кузнец подковывал одного боевого коня за другим.

После войны

С фронта отец вернулся с боевыми орденами и медалями. Вернулся не один, а с Соколиком – так звали красавца жеребенка, которого он нашел по пути к Берлину. До дому добирались больше месяца – в товарных вагонах, на попутных машинах, а чаще пешком. Он рано надел на конька рабочую упряжь и получил умного трудолюбивого помощника. С ним отец занялся частным извозом: пахал землю, садовые участки, перевозил дрова с делянок.

Тогда на все были карточки. Наша семья не голодала: мы ели мясо, молоко, мед, лепешки из дуранды. У каждого были валенки с калошами. Отец трудился по 20 часов в сутки, на Бору он был человеком известным, его уважали. Но не все: некоторые называли тунеядцем, лошадником, кулаком. И вот кто-то написал на отца донос в финотдел. Ему был прислан многотысячный штраф и налог, в то время как месячный заработок составлял всего 20-30 рублей. Денег не было; у нас описали коня, дом, весь скот, даже кур. Срок уплаты – две недели. Семья была на грани разорения и гибели. И тогда отец тайком от всех написал письмо т.Сталину и отпустил ночью в г.Горьком. "Коня я привез с фронта, он кормилец моей семьи, а у меня пятеро детей, – сообщал отец. – За свой труд мне денег не дают, беру пшеном, сухариками, табачком".

К великому удивлению, через две недели из Москвы пришел ответ с личной подписью Сталина. К отцу пришли испуганные финансовые чиновники. Штраф и налог были сняты.

С Соколиком он трудился более двадцати лет, пока конь был работоспособным. Соколик умер от старости, оставив неизгладимый след в жизни нашей семьи.

Русский характер

Всю жизнь отец много работал. Человек советского времени, он был настоящим патриотом. Ежегодно отец подписывался на государственный заем, выписывал и читал свежие газеты, интересовался политикой, хотя закончил всего один класс сельской школы. У него был природный ум – то, что называется кладезем народной мудрости.

Отец всегда был крепким хозяином: имел отличную пасеку, сад, теплицы. Он прекрасно готовил соленья в бочках, лепил отличные пельмени, а затем варил их в чугуне в русской печи. Мы, дети, знали: если ранним утром отец рубит тяпочкой мясо для фарша, значит в доме будет гость. На большом семейном столе появлялось блюдо с ароматными крупными пельменями и чугун с бульоном, а рядом четверть с горилкой – угощение для гостя. В компании отец любил петь, особенно песню "Александровский централ".

Он был очень гостеприимным. Двери нашего дома всегда были открыты, отец щедро угощал уличных ребятишек медом, а соседей – сладкой медовухой. К нему шли за пилой, за листом железа, за гвоздями, за навозом, а в субботний день почти вся улица пользовалась нашей баней.

Отец многое что умел: красиво косить, пахать землю, купать коня, без сетки, только с помощью дымаря усмирить разбушевавшихся пчел. Один, лишь прихватив с собой плеть и вожжи, он мог пойти на разгулявшуюся компанию молодчиков – воришек кур.

Высокий, крепкого телосложения, отец тем не менее никогда не был красавцем. Но во всем его облике чувствовалась внутренняя сила. Он никогда не забывал о своем отцовском долге – ведь он был кормильцем большой семьи. Даже будучи взрослыми, мы, дети, чувствовали крепкое отцовское плечо и строгий, порой суровый взгляд.

Трудно и достойно наши родители дожили до золотой свадьбы. Отец получал минимальную пенсию, ни разу не воспользовавшись льготами участника войны, а мама как домохозяйка ничего не получала от государства. После смерти родителей дом и все постройки с садом были проданы. Но вскоре пришло время реформ. Деньги обесценились.

Сегодня новое время, новая Россия, новая экономика без дефицита. Но в большом дефиците на Руси русский мужик – крепкий, надежный, трудолюбивый и скромный. Такой, каким был мой отец.