Их всё меньше и меньше — тех, кто воевал в Великой Отечественной. Сороковые грозовые уходят от нас всё дальше, а потому каждое слово ветерана о том времени — на вес золота.
В 2005-м юбилейном году мы публиковали немало воспоминаний фронтовиков. Но часто ли мы спрашиваем их о том, что они думают о дне сегодняшнем? Почти никогда.
Известный краевед из Заволжья, бытописательница Анна Григорьевна Лохова находит время, чтобы выслушать и понять пожилого человека. Она записывает его неторопливую речь, речь наших отцов и дедов — увы, эта речь тоже скоро уйдёт из жизни, ведь мы, дети и внуки, говорим совсем по-другому.
Сегодня мы публикуем в сокращении один из таких рассказов — размышления ветерана, участника войны Константина Петровича Петрова, записанный в 2005-м году. Этот рассказ Анна Григорьевна любезно предложила для нашей газеты.

Никто, наверное, не поступал так, как это сделал я. Ведь время было атеистическое. Ушёл на войну юношей, не исполнилось и восемнадцати. Пришёл за двадцать пять лет, зрелым человеком. На двух войнах побывал. Никогда и никому об этом не рассказывал, а вот теперь надумал.

Возвратился я после войны с Японией, а через какое-то время бабушка мне и говорит: «Коська, сходи в церковь, исповедуйся. Ты на войне был, в людей стрелял (она знала, что я служил в артиллерии). На тебе грех — сходи, покайся». Я почитал свою бабушку, а потому послушался. Пошёл, исповедался и... И больше об этом не будем.

Зиму я провожу у сына (это далеконько), а потом приезжаю в Заволжье. Летом с моей старшей любимой сестрой живём иногда в деревне. Там у нас есть плохонькая избёнка. Но мы её подлатаем, печка хорошая, жить ещё можно.

Мне в это лето довелось съездить в отцову деревню, к Иванову. И что пришлось увидеть? Зарастающие поля, пустые и полупустые деревни. Едешь — дорога ещё есть, а в деревне оставленные дома — где развалилась труба, где полуотворены ворота, местами нет стекол в окнах...

А когда-то давно, будучи на войне, мы представляли, как дома стучат на колодцах вёдрами бабы, отбивают косы мужики, лают собаки, кричат дети... А это? Тихо, безлюдно, мрачно, жутко... Зато подальше по берегу — откуда что взялось... Стоят не домины, а замки средневековые — неприступные, отгороженные заборами и закрывшие от людей Волгу.

Сравнивая жизнь старух (тружениц тыла) с жизнью хозяев этих домов, вижу во всём вопиющую несправедливость. Старухам тем за восемьдесят. Немного их осталось, можно бы и побаловать чем-нибудь — ну хоть приравнять к нам, участникам войны. Нет, не сделали этого в юбилейный год Победы, а поставили их, тружениц, ниже современных инвалидов. Нынче глядишь — баба неплохая, вся в делах, ещё до пенсионного возраста или только что до него дожившая — а инвалид по общему заболеванию. А я считаю: инвалид — это человек убогий, увечный, калека. Бывают люди старые, дряхлые, немощные по возрасту, но не инвалиды. А тут переделали многих на инвалидов, вот ведь какие неправильные порядки!

Но большинство старух-ветеранов, в том числе и моя мудрая сестра, довольны. И говорят примерно так: «Мы живём в тепле, в свету и сыты». Невысокие требования...

У стариков, да и не только, ещё проблема, да какая! Горе из-за бесконечного воровства. Грабители не оставили в садах и огородах ни одной проволочки, ни одной подпорочки, ни одной ложки из цветного металла. Всё разграбили. А теперь и чёрный металл берут. При всех царях-правителях воры были, но ложек у жителей не воровали. До этого не доходило.

Приходит человек в огород, в сарай, а двери выломаны, косяки вырублены, окна выбиты, всё разбросано, раскидано — и семена, и старые газеты, и лекарства... О дугах, металлических парниках, бачках и не поминай — всё забрали. Даже провода сняли. А кто наказан?

Теперь об отношениях между людьми. Мой товарищ, один из первых шофёров, приехавших строить ГЭС, основатель, считай, автобазы, проработавший там всё время до пенсии, попросился в свою бывшую организацию заточить на наждаке лопату. Не пустили. А вы говорите о каком-то согласии...

Немного о внуках. Говорю сестре, возьми ты их на огород. А она: «Да ты что, по семь рублей надо каждому туда, да по семь обратно, это полусотка. На столько-то мы и не наработаем». Всё верно. Дороготня. И растут внуки не то что недорослями, а так, какие-то безрукие — ни топор, ни лопату держать не умеют. Какие из них вояки будут? Медлительные, лениватые, к спорту мало кто приохочен. Речь не знай на что похожа — то и дело слышишь: «отвали», «блин», «вау»... Всё бы им дёргаться под музыку. Больше, чем надо, интересуют их тусовки, дискотеки, плееры. Ну, может, повзрослеют...

Уходят ветераны, переводятся. Будучи в Городце, побывал у мемориального комплекса возле церкви Покрова. Сама церковь достроена, и мемориальный комплекс впечатляет. Постоял у чёрных плит, смёл с края жёлтую листву, прочитал надпись: «Памяти павших будьте достойны!».

Вспомнил, как перед перестройкой ездил я в Севастополь. Там много памятников всех войн: Севастопольская панорама (штурм), героям-адмиралам, матросу Кошке... И небольшой памятник, не такой видный — «Всем павшим и воевавшим». Всем! И своим, и недругам! Какое величие духа человеческого! Какое христианское всепрощение! Какое назидание потомкам!

Уезжаю от сестры. Расстаёмся. При прощании она, обычно строговатая, потеплела. Старое лицо подобрело, голос слегка дрожит. Говорит: «До следующего юбилея мы, пожалуй, не доживём, но авось ещё увидимся. Та суббота — Дмитриевская, родительская. Чай помнишь — поминовение всех православных воинов, на поле брани убиенных». Киваю ей — мол, помню.

Память о войне и погибших... Она должна быть вечной. Только вот достойны ли мы, ныне живущие, памяти павших, не знаю...

Рассказ К.П.ПЕТРОВА записала Анна Лохова, г.Заволжье