Когда-то в школьные годы мы писали сочинения на тему «Делать жизнь с кого». В пример мы брали людей героических профессий, проживших незаурядную жизнь. С той поры прошло немало лет. Сами мы, да и дети наши далеко не школьники. Изменилось и отношение к жизни, к людям. И если бы снова встал вопрос: делать жизнь с кого? — я бы в пример взял простых порядочных людей, тружеников. Среди моих соседей немало таких.

Феофановы
В большом старинном, очень уютном и гостеприимном доме Феофановых — Ивана Елисеевича и Маргариты Андреевны — постоянно кто-нибудь гостит: то из Прибалтики родственники, то из Волгограда, то ещё откуда-нибудь. Мама Ивана Елисеевича (дяди Вани) сначала жила рядом, на нашей улице, а когда стала совсем старенькая, то они забрали её к себе, выделили небольшую комнату рядом с кухней, и она жила там, никому не мешая. Наоборот, когда она молилась, домашние старались не шуметь и без необходимости её не беспокоить.

В бане у них меньше пятнадцати человек никогда и не мылось. И не только родственники, но и соседи. Иногда с другого конца улицы. И за каждым надо было сходить, пригласить. И никому никогда не отказывали, на всех хватало внимания и заботы, и пару в бане. И до того они к этому привыкли, что, когда стало мало «мыльщиков» (разъехались, квартиры получили, мы свою баню построили), то Иван Елисеевич с Маргаритой Андреевной и не топили баню совсем: «А чего мы будем для двоих-то топить?».

Зато кому помочь — без всяких отговорок. Например, у них у первых поставили телефон, и вся улица ходила к ним: «Разрешите позвонить» — «Пожалуйста, пожалуйста». Позвать кого-то к телефону — опять: «Пожалуйста!». Кто бы только знал, как мы хотели поскорее поставить свой телефон, чтобы только лишний раз не надоедать. А то зимой и летом выбегают раздетые, или из огорода… Бывало, спросишь: «Уж надоели, наверное?» — «Да ну-у! Раз надо, так надо».

И так во всём. Ещё раньше, когда ни у кого не было телевизоров, они купили, кажется, КВН с маленьким экраном и большой водяной линзой, и всех приглашали: «Приходите кино глядеть». Набьётся, бывало, в комнату полно народу, кто на полу, кто где пристроится. Мужички всё больше на спортивные передачи собирались, остальные — на кинофильмы.

Или другой момент. Увидит летом дядя Ваня, как я в бочку воду таскаю (120 вёдер), подойдёт, шепнёт мне: «Оставь шланг, я тебе ночью налью». — «А как же Вы?» — «Да мне всё равно сегодня не спать». Утром встанешь — бочка полная. И не мне одному так помогал. Водопровод-то у них одних был проведён.

Баба Тоня
А рядом живёт баба Тоня (Провалова). Ей уж за девяносто, а она всё не сидит на месте, всё чего-нибудь делает. То дрова с улицы во двор перетаскает (вроде понемногу, но за несколько дней всю машину переносит), то огород под зиму перекопает. Дочери ругаются: «Ну что ты, мама!». Соседи оговаривают, мол, есть кому копать: дочери, внуки, правнуки. А она в ответ: «Да я ничего, я по-маленьку. Скучно сидеть-то». В огороде ни одной лишней травинки. Нет, сама она не полет, годы не те. Просто два-три раза за день любит делать обход: посмотреть как что растёт, что соседи делают, а по пути то тут травинку выдернет, то здесь — она расти-то и не успевает. В бане ещё сама моется, а перед этим везде полы намоет, хоть и грязнить некому.

Память у неё — дай Бог каждому! Помнит всех, кто когда родился — женился — крестился. И не только родственников, но и соседей. Видеть вот только стала плохо. Но всё равно сидит у телевизора — слушает. Поэтому в курсе всего, что происходит в стране и в мире.

Дядя Лёша — её гражданский муж (законный не вернулся с войны) — тоже был ей под стать: работящий, безотказный и скромнейший в мире человек. Если ему кто задолжает — Бог простит, но если он кому должен — ночь спать не будет, сто раз «спасибо» скажет. А ещё я бы его назвал «дитя эпохи». Судите сами: воевал матросом на судах Волжской флотилии, неоднократно участвовал в войсковых операциях, в том числе и в Сталинградской битве. Под перекрёстным огнём подвозили боеприпасы, обратно везли раненых. Но участником войны не считается, и вот почему. За отличную службу над его кроватью повесили портрет Сталина. А он возьми да и скажи в разговоре, мол если бы знал, что можно, лучше бы повесил портрет своего дедушки. Донесли. В итоге — десять лет лагерей. Отпустили домой умирать с тяжёлой формой туберкулёза. Но Антонина Дмитриевна (она работала санитаркой в туберкулёзном отделении) его выходила. Так он с ней и остался. А Антонина Дмитриевна потом перевелась в родильное отделение. Там было немного полегче, но всё равно работа тяжёлая, весь день на ногах. В итоге — к пенсии стали болеть ноги. В последний раз я видел лет тридцать тому назад, как она шла из магазина: раз пять присаживалась отдохнуть. Благо, тогда чуть не у каждого дома были скамейки. С тех пор больше никуда не ходит. Самый дальний маршрут — по огороду, да в баню. Но и без дела сидеть не хочет. До сих пор стирает руками. Только крупные вещи стирают дочери в машине. А что по мелочи — сама: «Разве машина так выстирает!».

Волковы
Нельзя не рассказать и ещё об одном жителе нашей улицы — Волкове Алексее Сергеевиче. Конечно, это сложный, неординарный человек, и кое-кто даже имеет на него обиду. Но я знаю его с другой стороны и по-хорошему завидую. Это человек огромной, кипучей энергии. Просто от избытка он направляет её не всегда в мирное русло. Его редко можно увидеть за рулём, хотя в одно время у него было три автомобиля: «ГАЗель» для перевозки товара (они с женой Татьяной занимались предпринимательством) и две «Волги» — своя и сына. Но если он за рулём — значит, по делу. По городу же он передвигается исключительно пешком: «Пока машину заведу, прогрею, пока из гаража выеду — я уж сбегать успею. Да и бензин нынче не дёшев».

Но это всё мелочи, по сравнению с тем, как он строил дом: 3 мая он с женой и сыновьями начал разбирать старый дом, а 25 декабря праздновали новоселье уже в новом, пахнущем свежей штукатуркой и краской. При этом у них одновременно работали не более 4-х человек.

А Алексей Сергеевич был и прорабом, и снабженцем, и чернорабочим в одном лице. Не раз наблюдал такую картину: он один, или с сыном замешивают раствор, вдруг бригадир каменщиков кричит: «Алексей Сергеевич! Цемент кончается, ещё мешков 15 не хватит». — «Сейчас». Через пять минут он уже переоделся и «улетел». Примчался и сразу: «Раствор ещё нужен? А кирпича хватит? Давайте подам ещё… Доски не надо подавать?».

А жена Татьяна занималась торговлей (у них было две «точки»: в Городце и Ковернино) и готовила на всю «ораву» — они по старой русской традиции нанимали работников «со столом», справедливо полагая, что сытый и работает лучше. Но ещё больше я удивился, когда они посетовали, что чего-то не успели сделать в огороде, оказывается, они ещё умудрились вырастить и прибрать урожай на даче и в огороде!

Однажды дядя Лёша пожалел воронёнка, выпавшего из гнезда, и решил, вспомнив молодость, подсадить его на дерево. Но сорвался и сломал позвоночник. Самое тяжёлое для него, наверное, было вылежать два месяца: как же он лежит, а дела не делаются, или делаются не так. Поэтому, как только врачи разрешили вставать — он сразу побрёл, где подсказать, проконтролировать, а где и сам сделать. Полежит, поохает — и опять за дела.

Злейшими врагами для него являются пьяницы и тунеядцы. А вот работящих, даже если и слабоваты на вино, — уважает. И всегда старается поддержать — где словом, а то и работёнку «подкинет», если есть возможность.

Глядя на него и вспоминая встречи с другими такими же трудоголиками, понимаю, что это шмель-трудяга, который из всех благ выбрал свободу, в том числе и экономическую.