Суббота, 30 июля 2011 года, № 82-14427
Талантливый и ранимый
После отъезда матери дом в Городце опустел, и Яхонтовы перебрались в Нижний к деду — к тому времени он был уже протоиреем Ярмарочного собора. Жизнь поменяет своё русло: в большом городе Володя поступит в гимназию, пышно именуемую Дворянским институтом имени Императора Александра II, увлечётся театром, будет играть в любительских спектаклях.
А потом была биография взрослого человека, великого актёра, о которой расскажем лишь пунктиром. В 1918 году Владимир едет в Москву и поступает во 2-ю студию МХТ, спустя год перешёл в 3-ю студию к Е.Б. Вахтангову. Его учителями были Станиславский, Качалов, Москвин, Книппер-Чехова.
В 1924-1926 годах Яхонтов — актёр Театра имени Мейерхольда. Сыграв роль барона Файервари в спектакле «Учитель Бубус» А. Файко, навсегда ушёл из театра. Встреча с Еликонидой Ефимовной Поповой определила его дальнейшую судьбу: Попова стала спутником жизни, режиссёром и художником моноспектаклей, соавтором литературно-сценических программ.
В 1927 году с режиссёрами Поповой-Яхонтовой, С.И. Владимирским, музыкантами М. Цветаевым и Е. Лойтером Владимир Николаевич создал эстрадный театр одного актёра «Современник», который просуществовал до 1935 года.
В годы Великой Отечественной войны Владимиром Яхонтовым были подготовлены и сыграны лирико-эпические композиции «За Родину», «Россия грозная» и другие. У актёра была мечта на свои деньги построить танк, назвать его именем Маяковского и отправить на фронт. Просьба знаменитого чтеца была удовлетворена. Кировский завод выполнил заказ. 12 сентября 1944 года танк «Владимир Маяковский» был передан экипажу – в документальном фильме Лайнера есть этот эпизод. На площадке у сдаточного цеха собрались рабочие и артисты. Яхонтов передал экипажу паспорт машины и тома произведений Маяковского. Этот танк штурмовал Берлин, а его командира Никиту Ашурова наградили золотой звездой Героя Советского Союза.
Жизнь великого актёра оборвалась 16 июля 1945 года в Москве. По воспоминаниям Надежды Мандельштам, «Яхонтов выбросился из окна в припадке страха, что его идут арестовывать». «Век-волкодав» не пожалел талантливого и очень ранимого человека…
Вспоминали ли о нём на городецкой земле? О том, что выдающийся мастер слова связан с нашим городом, читаем у краеведов. Актёру посвящена страничка в книге Н.М. Галочкина «Городец на литературно-художественной карте России» (1992 г.). В старых подшивках нашей районной газеты удалось найти небольшие заметки к юбилеям актёра, написанные С. Чарковским («Городецкая правда» за 1 декабря 1989 года) и заслуженным работником культуры РФ А. Горячевым («Городецкий вестник» за 7 декабря 1999 года). Авторы публикаций пишут о том, что в Городце сохранился дом, где прошли детские годы Яхонтова, и что надо бы увековечить этот дом мемориальной доской.
Время неумолимо. К великому сожалению, никого из писавших уже нет в живых…
Но сохранился ли дом актёра?
Вопрос, конечно, интересный… Задаю его сотрудникам краеведческого музея, родственникам писавших о Яхонтове, старожилам-филологам, местным краеведам. Ответа нет. Что ж, попытаемся по крупицам собрать известные факты — вдруг что-то и высветится…
Итак, в газетной публикации С. Чарковского «Здесь жил Яхонтов» читаем о двухэтажном доме на улице Шевченко. Тот же адрес указан в публикации Александра Яковлевича Горячева — «двухэтажный дом на улице Шевченко (ранее Малый Троицкий съезд)». И что бы указать номер этого самого дома…
С другой стороны, в книге Н. Крымовой (отметим, что Наталья Анатольевна пользовалась фондами ЦГАЛИ — Центрального государственного архива литературы и искусства, ныне РГАЛИ, и Бахрушинского музея) рассказывается о «семейном альбоме в пухлом бархатном переплёте с бронзовыми блямбочками и бронзовой же застёжкой», который был когда-то в доме Яхонтовых. Исследовательница, рассказывая о детстве актёра, как бы перебирает фотографии этого альбома. Вот снимок дедушки-прото-иерея… Вот фото тётки, сестры отца, красавицы, что бросилась в Волгу, как Катерина… А далее читаем: «Вот ещё несколько фотографий. Дом в Городце — изба в три окошка, с железным козырьком над крыльцом. У крыльца запряжённые сани, около саней стоит женщина в меховой шапочке, кокетливо сдвинутой на лоб. Руки в большой муфте, складки длинной юбки веером ложатся на сугроб. Около женщины — маленький мальчик в башлыке.
А вот та же красавица выглядывает из окна дома, беспечно улыбается кому-то. Пышная высокая причёска, белая кофточка, тонкие руки. Мальчика не видно, наверно, он в доме и не достаёт до подоконника.
Тот же дом. Но никого нет ни у крыльца, ни в окне. Ранняя весна, снег стаял, голые ветви, за забором виден разлив Волги. Мать уехала обратно в Варшаву и ни в село Городец, ни в Нижний Новгород не вернётся. На портрете, оставленном мужу, написала твёрдо: «Не поминай лихом. Благодарю за всё. Береги сына».
Что же получается? С одной стороны, двухэтажный дом где-то в районе Малого Кировского съезда (бывшего Малого Троицкого, известного городчанам по мостику через овраг), улицы и переулка Шевченко, — такой представительный дом по статусу и должна занимать семья контролёра акцизного управления, с другой — какая-то изба и забор, за которым видна Волга. Факты явно не стыкуются между собой.
Отправляюсь на улицу Шевченко, разговариваю с жителями. О том, что где-то здесь жил великий актёр, не слышали. На улице нет домов, где просматривалась бы Волга. Да и не все строения с начала прошлого века сохранились. Кто-то посоветовал: «Волга видна с переулка Шевченко. Спросите там».
Оказалось, совет дельный. Да, и тут за прошедший век домов-старичков поубавилось, нет, например, двухэтажного «дома Барановых» – так называют его старожилы. Но вдруг сердце ёкнуло: в переулке вижу дом под № 3 с примечательной архитектурой. Старый, многое повидавший на своём веку, построенный на самом склоне ныне Малого Кировского съезда, он со стороны этого самого съезда смотрится солидным двухэтажным деревянным строением с шестью окнами по верхнему этажу, а со стороны переулка Шевченко — вросшей в землю «деревянной избой в три окошка» с крылечком под козырьком, а также протяжённой пристройкой. И самое главное: за забором огорода прекрасный вид на нашу матушку Волгу!
В гостях у сына фотографа
С волнением стучусь в дом, и вот на пороге появляется его хозяин — 81-летний Александр Арсентьевич Ширякин, пенсионер, инвалид второй группы. Приветливый, вежливый, интеллигентный, гостеприимный.
Разговорились. Узнаю, что в своём большом доме Александр Арсентьевич остался один – есть сын, но он с семьёй живёт в Ульяновске.
26 лет хозяин дома проработал на судоверфи слесарем-инструментальщиком, до этого трудился на моторном заводе, в том числе в литейном цехе.
Родился в Городце, семья какое-то время жила на улице Горького, но лет семьдесят назад, ещё до войны, переехали в этот дом.
Скажу сразу: о Яхонтове не узнала ничего нового. Да и о старинном доме постройки 1880 года (об этом свидетельствует домовая книга) тоже.
Зато Александр Арсентьевич рассказал мне о своём отце, известном городецком фотографе Арсении (не Арсентии) Андреевиче Ширякине, и этот рассказ оказался интересным. Приводим его почти полностью:
— Мой отец родился в 1904 году. Будучи старообрядцем, окончил с хорошими оценками духовное училище в городе Боровске под Москвой, и его направили дьячком в Городец.
Прижился, потому что был человеком отзывчивым, добрым, часто помогал людям. Да и как священника его уважали, в том числе за прекрасное пение. Но начались гонения на церковь, и отцу пришлось изменить свою жизнь. Друзья-старообрядцы помогли освоить профессию фотографа. Семью надо было кормить, всё-таки семь человек детей… Работа фотографа хоть как-то позволяла сводить концы с концами. Матушка, Мария Ивановна, была домохозяйкой — забот с нами, детьми, у неё хватало…
Фотография, где работал отец, была под Троицкой горой, где внизу, рядом с нынешней лестницей, стояла часовня. Электричества не было, все фотографии делались при дневном свете с длинной выдержкой.
Потом отец освоил пятиминутную фотографию на документы, паспорт, сконструировав специальный ящичек с объективом (он сохранился до сих пор, музейщики просят отдать)… Помню, бывало, мама скажет: «Шурик, отнеси отцу покушать!». В то время столовых ведь не было. Придёшь к нему с горшочком, смотришь — у него народу… И наши городецкие, и колхозники из деревень. Ниже к Волге была кузница, так они, как приедут, привязывали там своих лошадей… Шум, оживление, разговоры, смех… Ну а нам, мальчишкам, всё интересно…
Однажды зимой отец вешал в мастерской верховое освещение, поскользнулся, упал на дорогу, повредил позвоночник и несколько месяцев не мог работать.
А тут война… К строевой он был не годен, отправили его на строительство укреплений под Ленинград. Немцы к городу подошли совсем близко, бомбили нещадно. А у строителей ни оружия, ни боевой подготовки, ни командира… Оборванные, голодные люди разбрелись кто куда. Отец с товарищем пошёл в Городец… Зима в тот год стояла лютая, а на ногах у них лапти (отец умел плести) да обмотки… Но дошли…
Мы все жили в одной комнатёнке, где сейчас сидим, спали на полу, дров не было. Старшая сестра четырнадцати лет работала по 10–12 часов на верфи — строили понтоны.
Отец недолго побыл дома: пришли из НКВД, вновь отправили под Ленинград на Волховский фронт. Ой, что он перенёс! Передовая, ранение, опять передовая, снова ранение осколком гранаты в голову, немецкий плен, лагерь смерти… Паёк — 25 граммов хлеба. А какой это хлеб — опилки, брюква… Но отцу повезло: в лагере вместе с ним оказался врач из Балахны, он его чуть-чуть подлечил… Отец вернулся домой в августе сорок пятого. Весил 45 килограммов, череп и кости… А мы и похоронку на него уже успели получить… В плену был четыре месяца, а на допросы ходил пять лет… Но всё выдержал, не сломался. Работал фотографом в КБО. Умер в 1979-м, было ему 74 года…
Нет, не напрасно зашли мы в этот дом. Когда узнаёшь о таких мужественных людях, по-другому видишь жизнь и ценить её начинаешь совсем иначе…
|
